Смутные времена

Пролог

— Сегодня урок проведу я, — сказал Городецкий. — Анна Тихоновна заболела.

— А что с ней? — забеспокоился Павел. — Что-то магическое?

— Холецистит, — ответил Антон.

— Это можно вылечить заклинанием, — сказал Павел. Ему было двадцать с небольшим, он был из поколения, выросшего на компьютерных ролевых играх и книжках о Гарри Поттере.

— Можно, — согласился Антон.

— Но зачем, если можно выпить желчегонное?

— Магией быстрее, — не сдавался Павел.

— И сложнее. Как ни странно, но проще всего магическому лечению поддаются смертельные заболевания. Банальные простуды, желчные колики и геморрой легче вылечить обыкновенными средствами. К тому же всегда стоит экономить силы и возможности магического вмешательства.

— Зачем? — Павел оглянулся на остальных учеников, будто ища поддержки.

— Мы гораздо сильнее Дневного Дозора.

— Вот об этом и поговорим, — кивнул Антон. Прошелся по классу, разглядывая учеников — десять Иных, десять будущих магов и волшебниц. Шестеро взрослых, четверо детей и подростков. Обычные пропорции — возраст, в котором удается определить в человеке Иного, бывает самым разным. Младшему ученику, пророку Иннокентию Толкову, — десять с половиной, старшему — волшебнице Галине Станиславовне, пятьдесят два года. Кто-то из них придет в Дозор, а кто-то решит продолжить жить человеческой жизнью… почти человеческой.

— Сколько, на ваш взгляд, учеников в Дневном Дозоре?

— Десять, — сказал Павел.

— Увы. — Городецкий покачал головой.

— Сто, — ответила Надя.

— Ответ не засчитывается, — сказал Городецкий.

— Ты слышала об этом дома.

— Ну и что? — возмутилась Надя.

— Какая разница, где я слышала?

— Ну, ты все равно ошиблась, — пожал плечами Антон. — Это было давно.

— Сто пятьдесят три, — пробормотал Иннокентий.

— Ответ засчитывается, — кивнул Городецкий.

— Хотя я считал, что у них сто пятьдесят один ученик, но спорить с пророком не стану. О чем нам говорит эта диспропорция?

— О том, что плохих людей на свете больше? — тихо спросила Галина. До инициации она была учительницей русского языка и литературы старших классов в маленьком подмосковном городке. Антон полагал, что она имеет право на такое предположение.

— Не людей, а Иных! — поправил Денис. Тридцать с небольшим лет, бывший военный, уволенный из армии в ходе реформы. Как ни странно, его человеческая профессия и специализация Иного совпадали — из него обещал получиться неплохой боевой маг.

— Извините, Денис, но все-таки людей, — тихо, но твердо сказала Галина Станиславовна.

— Иные не рождаются плохими или хорошими… как и люди, впрочем. Иные становятся на сторону Света или Тьмы исходя из своего душевного состояния на момент инициации…

— Одно замечание, — сказал Антон.

— Кто хочет поправить? Руки подняли несколько учеников. Антон кивнул Фархаду, бывшему менеджеру нефтяной компании из Казани. Состоявшийся в жизни человек, достигший успехов в бизнесе… такие не часто становились Светлыми Иными.

— Светлые и Темные — это не значит хорошие или плохие, добрые или злые, — сказал Фархад. — Если уж делить человеческими мерками… то это альтруисты и эгоисты. Те, кто хочет лучшего для окружающих, и те, кто хочет лучшего для себя.

— И порой во имя личного блага Темные Иные способны нести добро окружающим, а Светлые — причинять зло, — кивнул Антон.

— Верно. Хотя я удивлен, что вы плаваете в самых основах… Итак, что означает пятнадцатикратный перевес в числе учеников Дневного Дозора по сравнению с нами?

— Среди людей гораздо больше эгоистов, — сказала Галина Станиславовна.

— Ночной Дозор хуже ищет будущих Иных, — предположил Денис.

— Обе версии хорошие, — сказал Антон.

— Пока не будем уточнять, насколько они верны. Скажите, а почему при этом сохраняется баланс сил между Дозорами?

— Потому что вы — Высший Иной, — сказал Денис.

— И еще Гесер, и Светлана… а Наденька — вообще Абсолютная волшебница!

Городецкий кивнул: — Правильно. Численность Ночного Дозора ощутимо меньше, но при этом среди нас больше сильных магов. И, возвращаясь к предыдущему вопросу, такая ситуация является обычной на протяжении многих веков. Темных действительно больше. Светлые действительно сильнее. В целом — существует паритет. Именно поэтому не стоит, Павел, по малейшему поводу использовать магию. Там, где есть возможность довериться науке, — стоит ей доверяться. Павел кивнул, хотя, судя по взгляду, Городецкий его до конца не убедил.

— Антон, делались попытки как-то изменить баланс сил? — спросила Галина Станиславовна.

— Конечно, — кивнул Антон.

— Самая глобальная из них называлась Великой Октябрьской революцией. Коммунистическая идеология построена на альтруизме, и российским Дозорам был санкционирован этот эксперимент. По сути, это наибольшее вмешательство Иных в человеческую жизнь после Ренессанса, Великой Чумы и независимости Северо-Американских Штатов.

— И Темные позволили? — удивилась Галина.

— Конечно. Во-первых, они нам задолжали…

— За независимость США? — хмыкнул Денис.

— Нет, за Ренессанс. А во-вторых, по мнению Темных, распространение среди людей коммунистической идеологии должно было привести к росту эгоизма и темных эмоций.

— И они оказались правы? — возмутилась Галина.

— Нет. Мы все ошибались. Это никак не изменило баланс эгоистов и альтруистов, ни в мире, ни в России. После этого негласно возобладало мнение, что пропорция «один к пятнадцати», а точнее — «один к шестнадцати» является константой, отражающей соотношение альтруистов и эгоистов среди людей.

— А как, допустим, в США? — поинтересовался Давид Саакян. Семнадцатилетний старшеклассник был инициирован всего месяц назад, и его интересовало абсолютно все.

— В США, Швеции, Зимбабве, Северной Корее, Эстонии, Бразилии… да где угодно — пропорция та же самая. К сожалению, выяснилось, что ни общественный строй, ни уровень жизни, ни главенствующая идеология не имеют никакого влияния на соотношение потенциальных Светлых и Темных. Потому оно и константа. Сильные социальные потрясения, конечно, вызывают изменения в ту или иную сторону — но они рано или поздно сглаживаются. Принадлежность к христианской, мусульманской или любой другой религии тоже не меняет пропорции.

— Папа, но этого не может быть! — возмутилась Надя.

— Люди везде ведут себя по-разному!

— Ведут, — кивнул Антон. — Конечно… Надежда Антоновна. От существующих в обществе моральных установок и норм зависит и поведение людей. Разумеется, красные кхмеры, террористы «Аль-Каиды», добропорядочные европейские бюргеры и, допустим, комсомольцы тридцатых годов прошлого века совершенно по-разному вели бы себя в одинаковых ситуациях. Но сути это бы не изменило. Соотношение альтруистов и эгоистов даже среди монахов-бенедиктинцев и гестаповцев — одно и то же. Просто проявляется их альтруизм и эгоизм по-разному.

— Но ведь в этом все дело! — не сдавалась Надя.

— Для людей. Для них разница, конечно, велика. Для нас, увы, нет.

— Почему? Мы ведь должны делать жизнь людей лучше!

— Как? Светлые Иные создали общество, декларирующее альтруизм и всеобщее братство. В результате — воспитали чудовищных эгоистов, которые радостно предали все, что было свято.

— Не мы предали! — Галина Станиславовна вскочила со стула. Ее губы дрожали.

— Не мы! Нас предали!

— Разве? — мягко спросил Антон. — Вспомните себя в те годы, пожалуйста. Когда вожди предают свой народ, а народ не свергает их — не стоит винить одних лишь вождей.

— Любая власть развращает, — сказал Денис.

— Светлым Иным стоило бы взять власть в свои руки…

— И плеткой погнать людей к счастью, — усмехнулся Антон.

— Ничего, что они это счастье понимают по-разному? И вы уверены, что Светлых Иных власть не развратит? Подумайте над этим. И напишите, пожалуйста, к следующему занятию эссе на тему «Каким будет человеческий мир, если Светлые Иные решат прийти к власти».

— Тогда в чем же смысл нашего существования? — резко спросила Галина Станиславовна.

— Если вы считаете, что мы не можем повлиять на человеческую жизнь, изменить ее к лучшему?

— О, правильно, — кивнул Антон.

— И еще одно эссе: «В чем смысл жизни Иного?» Класс застонал.

— Но если мы… — начала Галина Станиславовна.

— Ради всего святого, молчите! — взмолился Денис.

— Нам только третьего эссе не хватало!